Интервью: Жан Алези
Жан Алези уходит… Но на момент
нашей беседы, а произошла она в Монце, ни он,
ни мы, журналисты, еще не знали, что этот
сезон станет в карьере гонщика последним.
Жан вообще не любит говорить о прошлом. При
любой попытке вернуть его на несколько лет
назад Алези старается сменить
тему или прямо заявляет, что не будет
отвечать на вопрос. Он был сосредоточен на
своем будущем в Формуле-1, каким бы коротким
оно ни оказалось. Но как не поговорить о
прошлом с “последним из могикан”,
последним действующим гонщиком Формулы-1,
выступавшим в “большом цирке” еще в “золотые”
80-е годы!
За эти 12 лет он отдал Формуле-1 гораздо
больше, чем получил взамен. Его карьеру не
назовешь успешной – всего одна победа,
одержанная шесть лет назад в день его
рождения в Канаде. Жан стал своего рода
Стирлингом Моссом 90-х годов, раз за разом он
умудрялся выбирать не те команды. В 90-м году
он считался самым талантливым новичком Ф-1,
единственным гонщиком, который мог достичь
уровня Сенны и Проста, и Жана пригласили в
Williams. В кармане у Алези уже лежал
предварительный контракт с Фрэнком, когда
его вдруг позвали в Маранелло. Сицилийская
кровь, унаследованная им от матери,
взыграла, Жан выбрал Ferrari, а потом год за
годом лишь беспомощно наблюдал, как Мэнселл,
Патрезе, Прост и Хилл выигрывали гонки на
Williams, его Williams. Через пять лет та же история
повторилась, когда он перешел из Scuderia в Benetton.
Карьера пошла на спад. Последовал переход в
Sauber, а затем – два года в агонизирующей Prost.
И вдруг, на самом излете карьера Жана
неожиданно снова сделала шаг вверх –
француз оказался в Jordan. И начали мы наш
разговор с современности.
Жан, паддок полнится слухами о
подробностях вашего конфликта с Аленом
Простом. Расскажите, что произошло между
вами.
В понедельник после гонки в Сильверстоуне я
получил дома сообщение по факсу от Алена,
где он анализировал мои отдельные качества
и высказывал некоторые соображения о моем
будущем. Поверьте, ничто не оскорбляло меня
так сильно, как содержание и фразы,
употребленные в этом сообщении. Я не хочу
обнародовать его содержание, так что и не
спрашивайте, что именно меня оскорбило. С
того момента и до приезда в Хоккенхайм я не
разговаривал с Простом, а в Германии он мне
сказал: “Жан, давай забудем письмо и начнем
с нуля”. “Хорошо, – ответил я. – Давай
забудем письмо. Но это ты, а не я, начнешь с
нуля. Это моя последняя гонка за твою
команду, у тебя будет три недели до этапа на
Хунгароринге, чтобы найти себе нового
пилота…”
А что было дальше?
Вечером, вернувшись домой, я взглянул в
зеркало и подумал, что Формула-1 для меня
закончилась. Но, несмотря на это, я ни
секунды не сомневался в правильности
своего поступка. Ален на самом деле очень
обидел меня.
Как же случилось, что вы
оказались в Jordan?
Я рассказал обо всем жене, семье, на
следующий день собирался созвать пресс-конференцию,
чтобы объявить об уходе из Формулы-1. И
именно в этот момент зазвонил телефон, и мой
менеджер Марио Мийакава спросил меня, не
хочу ли я сесть за руль Jordan. Телефонная
трубка выпала из моих рук!
Жан, любопытно, а как
отреагировала ваша семья, когда вы сказали
им, что уходите из Формулы-1?
Моя жена Кумико охотно поддержала это
решение, ведь если бы я оставил спорт, я бы
проводил больше времени дома, а не мотался
по свету. Но больше всех радовалась, конечно,
моя мама, которая за те тринадцать лет, что я
провел в Ф-1, так и не смирилась с моей
профессией. Она до сих пор боится смотреть
гонки по телевизору, чтобы не увидеть, как я
попадаю в аварию. Но надо отдать моим родным
должное, они не рассердились, когда
несколько часов спустя я сообщил им, что
возвращаюсь в Формулу-1, возвращаюсь в
команду Эдди Джордана.
Что ж, вы, наверное, поставили
рекорд, уйдя и вернувшись в “большой цирк”
всего за пару часов. Потрясающая скорость!
И как вам понравилось в Jordan после 11-летней
разлуки с этой командой?
О, я счастлив! Эдди буквально воскресил меня.
Он дал мне новый шанс, и я постараюсь
использовать его на все сто. В конце карьеры,
конечно, нелегко менять команду по ходу
сезона, к тому же у меня еще не было
подобного опыта. Если я и переходил из
команды в команду, то делал это в межсезонье
и у меня всегда было время на адаптацию.
Здесь же мне приходилось использовать
каждую свободную секунду, чтобы побольше
узнать о машине и команде, ведь счет времени
шел уже не на месяцы и недели, а на дни и даже
часы. Но в Jordan великолепный коллектив, Эдди
– отличный парень, так что освоиться мне
было не так уж сложно.
А как насчет техники, ведь вы
тормозите правой ногой, в то время как
Френтцен и Трулли, под которых
проектировался EJ11, нажимают на тормоз левой?
Это действительно была большая проблема,
поскольку я отдаю предпочтение левой ноге
только в одном случае – когда вылезаю из
ванной. Но инженеры переставили педали так,
чтобы мне было удобно нажимать на тормоз
правой, так что теперь все в порядке.
На Prost у вас не было усилителя
рулевого управления, на Jordan такая система
есть. Насколько она облегчает жизнь пилота?
Значительно! Когда я выступал в Benetton, у нас
был усилитель, но тогда это была довольно
примитивная система. В Jordan же она доведена
до ума, и ездить с ней одно удовольствие. Это
экономит вам массу сил, вы уже не думаете о
том, как крепко нужно держать руль и можете
сосредоточиться только на управлении.
Не могли бы вы детально сравнить
два автомобиля, на которых вам довелось
выступать в этом году?
Мог бы, но не хочу. Знаете, у нас есть некая
этика в таких вещах, и я бы не хотел
обсуждать с журналистами машины, резину и
моторы. У каждой команды свои секреты.
Хорошо, не хотите о машинах,
давайте поговорим о людях. Например, о Ярно
Трулли!
С Трулли я познакомился еще до его дебюта в
Формуле-1. Я тогда выступал за Benetton, а он
ездил в нашей юниорской команде в Ф-3000 и
иногда тестировал машину Формулы-1. С тех
пор мы несколько раз ужинали вместе, иногда
заходили в кафе. Он хороший парень.
А как насчет ваших отношений с
Эдди Джорданом? Ведь очень многие в Ф-1 не
ладят с ним из-за его грубости и взрывного
характера!
Ну, не знаю, я могу говорить только за себя! Я
всегда уважал Эдди Джордана. Да и как же
иначе: в 1989 году он помог мне заключить
контракт с Tyrrell, потом несколько раз
приглашал в свою команду Ф-1, но я
отказывался. На этот же раз мы договорились
за два дня. К тому же мы давно дружим семьями:
моя дочь жила у него в гостях, когда учила
английский, а его дочь гостила у нас,
совершенствуя свой французский. Кстати,
когда в августе я впервые приехал на завод
Jordan в Сильверстоуне, я встретил там двух
механиков, которые работали в команде еще в
те времена, когда я выступал за нее в
Формуле-3000. На стене их мастерской, среди
множества фотографий была и моя, с машиной Ф-3,
а на ней моя надпись: “Прощайте”. Я взял
ручку и дописал: “Привет, ребята, я вернулся!”
Ваши планы на будущее? Вы бы
хотели остаться в следующем году в Jordan?
Когда находишься в моей ситуации, надо
радоваться тому, что у тебя есть сейчас,
поэтому я не слишком переживаю о будущем.
Это не значит, что оно меня не волнует.
Просто сейчас я сосредоточен на том, чтобы
достойно завершить этот сезон. Если я смогу
это сделать, возможно, получу еще один шанс
и останусь в команде еще на год. В любом
случае, сейчас я не пытаюсь найти себе место
в другой команде. Я хочу остаться в Jordan.
Конечно, я знаю, что мне скоро надо будет
уходить из гонок, но мне кажется, что для “старой
клячи” я езжу очень даже неплохо.
Что вы будете делать после ухода
из Ф-1?
Первое, что мне приходит в голову, это семья,
которой я хотел бы посвящать больше времени.
Что же касается всего остального, работы, то
я еще не думал об этом. Пока я получаю
удовольствие от гонок, а там посмотрим.
У вас есть любимые трассы?
Да, и одна из них – в Монако. Это фантастика,
ехать по обычным улицам, полным народа.
Именно здесь вы по-настоящему ощущаете
скорость, поскольку, когда вы несетесь на 350
километрах в час где-нибудь в Монце или
Хоккенхайме, вы видите только деревья и
разноцветные трибуны, которые мелькают
перед вами как в калейдоскопе. В Монако же
все по-иному. Там вы можете просто высунуть
руку из кокпита и прикоснуться к
болельщикам, которые стоят буквально
вплотную к трассе. Фантастика!
Жан, как вы относитесь к тому, что
случилось перед гонкой в Монце, когда
гонщики пытались договориться не обгонять
друг друга в первых двух поворотах?
Я не вижу проблемы, почему бы в
полуторачасовой гонке нам не проявить
осторожность в первые 30 секунд. Все пилоты
были согласны с этим, кроме Вильнева, но это
только его дело и в отказе Жака не было
ничего криминального. Когда же такие люди,
как Бриаторе, начинают запугивать своих
гонщиков и навязывать им свою волю, это
свинство и неуважение к пилотам. Я знаю, что
говорю, ведь я работал с ним и могу сказать,
что это худший человек, которого я встретил
в Формуле-1 за все 12 лет, что я здесь. По сути,
наш договор сорвался только из-за него.
Возможно, это неприятный вопрос,
но как складываются ваши отношения с Аленом,
вы общались с ним после того, как покинули
команду?
Да, в Монце.
Ну и как?
Нормально.
Вы остались друзьями?
Конечно.
Индианаполис для вас – 200-я гонке
в Ф-1. Вы стали пятым пилотом в так
называемом Клубе 200. Это что-нибудь значит
для вас?
Это не бог весть какое достижение, хотя,
конечно, приятно. Но когда вы работаете, вы
не думаете о таких вещах. Я много повидал за
эти две сотни Гран При, и не всегда только
хорошее.
Жан, вы в Формуле-1 уже более 12 лет,
как изменились гонки за эти годы? Стали ли
они лучше или хуже?
Не знаю, сложно сказать, в чем-то Ф-1 стала
лучше, в чем-то хуже, но она изменилась, это
бесспорно. Прежде всего, заметно выросли
две вещи: технология и безопасность. А вот
обгонять стало намного сложнее, из-за чего
гонки немного потеряли в зрелищности.
А как вы сами изменились за эти 12
лет?
Ну, у меня появилось больше седых волос и
болей в руках и коленях, а в остальном я
прежний.
Вам довелось поездить в разных
командах практически всех стран,
представленных в Ф-1. Могли бы вы сравнить
организацию дел, скажем, в британских и
французских или итальянских “конюшнях”?
Это не так просто, но, думаю, английские
команды все-таки лучше организованы в том,
что касается работы, да и вообще.
Вы сожалеете о чем-нибудь из того,
что вы сделали не так за годы в Ф-1? Например,
что летом 1990 года решили перейти в
итальянскую Ferrari, а не в английский Williams,
который тоже предлагал вам контракт?
Знаете, сейчас конечно легко рассуждать о
моих ошибках, о том, что было бы, если бы я
выбрал не одну команду, а другую, но ведь
ничего нельзя знать заранее и нечего потом
убиваться об утраченных возможностях.
Лично я, несмотря ни на что, очень доволен
своей карьерой.
Интервью взяли Томе Арсовски и Владимир Маккавеев
